«Борьбы без яиц не бывает»
И вот что по этому поводу написал политолог, политический философ Александр Морозов:
«Я вижу много усилий вокруг цифр поддержки/неподдержки политического курса Путина. Сколько поддерживает — 77% или 27%? С моей точки зрения, это пустое. Поскольку ни из того, ни из другого нет никакой политической проекции. Допустим, поддерживает 27%. Но нет никакого антивоенного движения как политического фактора. Допустим, поддерживает 77%. Но нет никакой патриотической мобилизации, население просто адаптируется к некоторым изменения условий повседневности».
Далее Морозов напоминает отношение советских людей к войне в Афганистане: «Массовым было ироническое отношение населения к политике партии и правительства в отношении других народов: мы их кормим, они нас дурачат. Нахр*на мы их поддерживаем. При этом в отношении вторжения в Афганистан было «сумрачное сознание значительности», мол, это «надо», «иначе нельзя было». Из всего этого не было никакой политической проекции. Пока не пришел Горбачев и не сообщил нам, что надо перейти к политике «новой правды» («гласности»), поскольку мы теперь будем жить в том же самом, но с «человеческим лицом». Поэтому можно «высказывать точки зрения» (в частности, и на Афганистан), показывать «правду». Только с этого момента началась «политическая проекция» поддержки/неподдержки».
Мало кто знает настолько глубоко российскую публику, как Лев Гудков, научный руководитель социологической компании «Левада-Центр». Гудков как раз считает важным замерять настроения, 27% или 77% — это не одно и то же, и, самое главное, важно понять, что стоит за этими цифрами. По его мнению, в основе поддержки происходящего кроется гражданское равнодушие:
«Основная масса людей индифферентны к политике. Дажей сейчас. Поддерживая войну, это не значит что они, в отличие от 2014 года, когда мы фиксировали такую эйфорию, и националистический имперский подъем, сейчас, когда люди говорят, что они одобряют действия России в Украине, это скорее отсутствие сопротивления. Отсутствие четкой позиции. Это привычное поддакивание».
При этом нельзя сказать, что люди, которые подсели на кремлевскую пропаганду, ничего не понимают. Всё они понимают:
«Наш человек, он принципиально двойственен. Двоедушен. Двойное сознание. Он с одной стороны прекрасно понимает, что идет война, но старается вытеснить эту проблематику. Травмирующую информацию. И с большой охотой принимает то, что ему предлагает пропаганда: Это не война, хотя он знает, что это война. Если все виды оружия, флота, авиацию, ракеты, танки используют, то это точно не операция. Это война. Но внутренний дискомфорт, чувство какой-то неловкости, связанное с войной, он вытесняет. И готов закрыться тем, что предлагает пропаганда: «наши ракеты не разрушают жилых домов, все сообщения о зверствах, мародерстве, убийствах мирных людей в Буче, Изюме, Ирпене — это фейки» И он готов это принять и согласиться.
Знают ли они при этом цену Путину? Так ли они прямо в него влюблены?
«Условный наш обыватель, может сколько угодно ругать Путина у себя на кухне. И говорить: бардак, разворовали все. Но публично он знает, как надо себя вести. И ему не надо это объяснять. Это воспитывается со школьной скамьи. С самого раннего детства, детского сада. Если сегодня выстраивают в детском саду все эти парады, переодевание в форму, то двойное сознание закладывается с самых ранних лет. В этом заключается особенность политической культуры нынешней реставрации тоталитаризма.»
Откуда же берутся такие цифры, что за ними стоит?
«Аморализм и извращенность общества», — отвечает социолог. «Отсутствие понимания причинно-следственных связей между действиями властей и собственным существованием. Люди считают, что если они будут вести себя вот таким образом, говорить, что меня это не касается, я за это не отвечаю, не я принимал решение о введении войск и не я отвечаю за разрушения. То они уберегут себя от неприятностей, нехороших мыслей. От того, что власть не покусится на них. Это условие выживания при репрессивном государстве. Это разрушает саму ткань солидарности гражданского общества, потенциал, действие, сопротивление этому режиму. Для того, чтобы показать, насколько серьезна эта проблема, мы и ведем исследования. Потому что крики, как были в 2020 году: Мы присутствуем при агонии путинского режима, Хабаровск идет на Москву, посмотрите на Беларусь, что можно просто мирным гражданским протестом сместить эту власть, разрушить режим — это иллюзии или непорядочность интеллектуалов. Я считаю, что в интеллектуальном российском сообществе — это политологи, университетские преподаватели. На них лежит колоссальная ответственность и вина. За бормотание о транзите, о демократическом переходе, без глубинного понимания процессов, которые происходят. Экспертное сообщество оставляет думающую часть населения, несогласную с тем, что происходит, слепыми. Порождая иллюзии, что это само собой развалится.
Что же в таких обстоятельствах нужно делать?
«Режим держится не на новых идеях и силе, а на отсутствии сопротивления.»
О проблеме с сопротивлением пишет и экономист Владислав Иноземцев:
«Почти две недели мне довелось перемещаться по Европе, часто общаясь со многими представителями новой и новейшей эмиграции. Итогом этого общения стало наблюдение, которое показалось мне довольно необычным:
«События последнего времени (я не ограничиваюсь в данном случае происшедшим после 24 февраля) резко изменили образ жизни большинства тех, кто позиционировал себя как противники российской власти. В стране были закрыты не менее десятка популярных медиа, а сайты ещё десятков оказались заблокированы. Оппозиционная политическая активность стала невозможной. По надуманным поводам была возбуждена масса уголовных дел, некоторые фигуранты которых уже находятся в заключении. Естественно, что тысячи несогласных вынуждены были покинуть страну.
Что, однако, удивило меня в поведении и подходах новых эмигрантов?
Первое – это то, что они в своём большинстве осознают, что при правлении Путина в Россию не вернутся, однако при этом очень многие называют себя не иначе как российскими политиками. Можно открыть любой словарь и прочитать, что политиками являются либо лица, входящие в аппарат управления тем или иным государством, либо борющиеся за голоса избирателей или за назначение на посты, индивидуально или в составе политических партий. Быть французским или немецким политиком, живя в эмиграции, невозможно. Подозреваю, что российским тоже – даже большевики, в своё время проведшие в европах годы, называли себя не политиками, а революционерами, и, скорее всего, были правы. Постоянное применение к самим себе термина «политик», неискоренимое в нашей эмиграции, заставляет о многом задуматься. Тем более, что говорится об этом вполне серьёзно…
Российские либералы пришли к власти ещё во времена Советского Союза, получив путёвку в жизнь от лидеров Перестройки. С тех пор они лишь сдавали одну позицию за другой, практически не извлекая из происходящего никаких уроков, а лишь переформатируя собственную «зону комфорта». Мне кажется, что события последнего времени более чем настоятельно требуют смены тактики. А то и стратегии…»
На активной позиции настаивает политолог, политтехнолог Александр Кынев. Это человек, который принимал и принимает участие во множестве избирательных кампаний в России, тоже очень хорошо знает российского избирателя. Он говорит, что в нынешних условиях, несмотря ни на что, и более того, именно потому, что ситуация такая, как она есть, требуется значительно большая активность внутри России. Кынев даже настаивает, что и выборах, которые пройдут в сентябре в России, непременно нужно принимать участие:
«Когда происходит некая трагедия, то что мы наблюдаем сейчас. Я думаю, вряд ли в нашей жизни было что-то подобное страшное и думаю, что ничего хуже в своей жизни мы уже не увидим. Люди переживают, фрустрируют. Но у вас всего два варианта поведения. Либо вы просто опускаете руки, и говорите, что ничего не можете. А что тогда? Ползти на кладбище? Кто уезжает, говорит: не хочу ничего слышать, забуду, прокляну и так далее. Но это же не выход. Жизнь не заканчивается. Подходить ко всему по принципу: сгорел сарай, гори и хата — нельзя. Станет еще хуже. Мы должны спасти то, что мы можем спасти. Россия никуда не исчезнет. Она остается там, где она есть. Из этих 140 миллионов, 99% останутся жить здесь. И если мы хотим, чтобы завтра у нас было хоть какое-то будущее, мы должны бороться. И на мой взгляд, участие в выборах — это элемент борьбы за самих себя. Чтобы остаться человеком. Чтобы чего-то добиваться. Чтобы твой голос был слышен. Получится — не получится, это не будет иметь никакого значения. Здесь важно не опустить руки. Либо ты перестал быть самим собой и превратился в амебу либо ты что-то пытаешься сделать. Выбор всего один: делать или нет. Выборов, более сложным и важных с морально-этической точки зрения, не было. Те, кто остались, «люди с яйцами», те кто готовы бороться — это люди, которые может что-то смогут создать. А те, кто распался на запчасти, и два с половиной месяца говорит, что все пропало, жалко этих людей. Но опираться на них нельзя»
Можно рационально оппонировать Александру Кыневу, но эмоционально не поддержать нельзя: за будущее нужно бороться.
