Росіяни не мають права співчувати українцям
Я не в Мариуполе, не в Харькове, не в Славянске, не в Одессе. Я не чувствую на личной шкуре, что такое бегать каждую ночь в бомбоубежище, хотя то и дело читаю в фейсбук, как бегают мои товарищи.
Разумеется, вы можете писать (как и я) в соцсетях слова в поддержку Украины и выходить на запрещённые антивоенные пикеты (как это делают смелые активисты и активистки) и попадать под бессмысленные аресты. Пока я не на месте моих харьковских и мариупольских подруг, ни слова фальшивого (и вредного по политической сути) публичного сожаления о гибели мирных граждан Украины в соцсетях не смогу сказать. Это психологическая индульгенция, не более того. Она ничего не меняет в возможности (точнее, невозможности) остановить войну, не дает инструментов.
Политический момент влияния русского общества на власть был последовательно пропущен в 2000-м, 2008-м, 2012-м и 2014 годах. Убийство Бориса Немцова положило конец иллюзиям о возможности деконструировать путинский режим путем мирного протеста. Структуры Алексея Навального удалось свернуть одним военно-административным ударом, как и структуры демократического образования, правозащитного движения, современного театра, практически молниеносно.
Долго ли продержатся урбанистические проекты собянинской Москвы? Понимают ли хипстеры с кафе и велодорожками, а также модные архитекторы, как бенефициары рынка, что цена столичного псевдосталинского великолепия – новый ГУЛАГ для несогласных в России и фильтрационные лагеря для граждан восточных территорий Украины?
Я жила в Киеве по работе с мая 2021-го по середину февраля 2022-го (с частью редакции Русской службы Радио Свобода мы были переведены в Украину из-за закона об "иноагентах"). Так вот, ничего страшнее ожидания войны с января 2022-го в своей трудовой биографии я не помню. В том, что война начнётся, что она будет такой жестокой по отношению к мирным кварталам, у меня не было никаких сомнений. Я ждала русских бомб каждую ночь, спала по три часа, готовая бежать в одних трусах.
У меня не было тревожного чемоданчика, потому что я понимала его бесполезность. Понимала, что не спасу свою жалкую тушку в побеге по сложным и красивым лестницам старинного киевского дома, который был выбран мной именно за красоту, когда я снимала эту квартиру на Бессарабке, в соседнем здании с тем, где родилась Голда Меир.
Кстати, до администрации президента Украины оттуда минут 10 ходьбы, то есть это была бы отличная точка для русской бомбардировки. Я не понимала, почему жители города тусуются и кайфуют, как подорванные, когда над ним уже сгустилась жестокая экзистенциальная мгла, почему они её не чувствуют. Или если чувствуют, то ни фига не боятся.
И вот это мой главный вопрос про украинцев, про этот великий восточноевропейский антропос, и почему сочувствие украинцам со стороны русских совершенно бессмысленно. Как бы вас ни обманывали или ни убеждали тексты на русском языке от восточноукраинских товарищей в фейсбуке. Когда русская ракета убила мою киевскую коллегу Веру Гирич в её доме, я наконец призналась себе, что мои предчувствия не были воображаемыми. Я ничего не могу понимать в схеме “сочувствие украинцам”. Я тот, кого убивают, в ином смысле разговор бесполезен.
Почему украинцы не русские, как говорил в свое время Леонид Кучма, почему Украина не Россия? Мой ответ про этот народ, не про его этическое, а про заложенное историей почти физиологическое, таков. Украинцы не боятся Смерти. Вообще не боятся, в отличие от русских, которые на неё готовы, как вечные страдальцы, но не ценят Её в холодном высшем смысле.
Украинцы знают эту цену, но она не главный вопрос для защиты их страны, как ни удивительно. Как писал когда-то с Майдана Аркадий Бабченко, на них не производят ни малейшего впечатления светошумовые гранаты, от которых рвутся барабанные перепонки.
То, что я дальше скажу, может прозвучать бесчеловечно, но без этого понимания трудно оценить человеческий фактор войны. Россия не заставит Украину и жителей страны бояться убийств и пыток. Вы можете мне не поверить: им всё равно. Всё равно в том смысле, что их нельзя сломать угрозой смерти. Они не пойдут на условия Кремля.
Это так называемый национальный характер (устаревшее определение, как говорят историки, но другого у меня нет). Вероятно, что они действительно будут биться "до последнего украинца", но не в том смысле, который в эту фразу вкладывает Владимир Путин. Не за интересы НАТО, а за свою родину, землю и свободу.
Елена Фанайлова, опубликовано в издании Радио Свобода
Ситуация в Северодонецке меняется каждый час, город ровняют с землей, – глава ВГА
Читайте більше новин по темі:
